В определённых кругах достаточно известен антрополог С. Дробышевский, поскольку он активно занимается популяризацией того, что сам считает наукой. Причём следы своей популяризаторской деятельности (а именно объёмные книги) он скрупулёзно оставляет даже в тех областях, в которых не является специалистом.
Два примера такого уверенного шествия по соседним для антрополога Дробышевского территориям:
- Монография «Эволюция мозга человека: Анализ эндокраниометрических признаков гоминид»;
- «Палеонтология антрополога» в 2 книгах.
На этих трудах мы остановимся ближе к концу обзора, а начнём именно с профильной для антрополога темы.
Антропология Дробышевского
Здесь вы можете ознакомиться с подробным анализом популяризаторской книги «Достающее звено» Андреем Лавровым (ссылки на научные статьи прилагаются):
Популяризаторство: Станислав Дробышевский и достающее всех звено. Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4
Учёный биолог, к.б.н. Илья Рухленко, подробно разбирал те «доказательства» эволюции человека, которые предоставил Дробышевский:
Является ли антропология наукой? Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4
Статья Ильи Рухленко по поводу обезьяних и человеческих следов, и немного по книге Дробышевского «Достающее звено».
Статья Илья Рухленко об известном приписывании обезьянам религиозных действий (Дробышевским и Соколовым).
Разбор Ильёй Рухленко тезиса Дробышевского «широчайшая мышца спины – это, в основном, рудимент, и по большому счету она уже не нужна».
Алексей Милюков на своем сайте не раз обращал внимание на своеобразный исследовательский метод С. Дробышевского, но определённые события недавнего времени (убийство и расчленение одним из активных участников проекта «антропогенез» Олегом Соколовым своей аспирантки) подтолкнули его и к таким наблюдениям (приготовьтесь: цитата объемная, поскольку тема весьма щепетильна):
«Дробышевский не стал трусливо прятаться, как его товарищ Александр Соколов, или быдловато топырить пальцы в стиле гоблиножуковых «а чё тут такова?», а счел своим долгом защищать коллегу и соратника, причем, по его представлениям, аргументированно. Что называется, с открытым забралом он ринулся отвечать на претензии и гневные комментарии читателей на своей странице ВК (Дробышевский, «Специальный пост»).
Но, как ни странно, благородный порыв его сработал в обратную сторону. Вместо того, чтобы сказать читателям что-то вроде: «Товарищи, я сам обалдеваю, жуткая трагедия, это наша общая беда» и пр. – наш защитник, видимо, представил себе по старинке, что ему нужно пристроить в свою схему какую-нибудь очередную найденную косточку – и все испортил. Он взялся «исследовать» ситуацию с уже заданной целью (защитить доцента), а методологически – через собственные, субъективные истолкования деталей. И придумал целый ряд оправдательных аргументов. Или, мягче, аргументов, не позволяющих толпе покуситься на научный вес и статус уважаемого коллеги.
«Во-первых, Олег Валерьевич Соколов – это не Александр Соколов»,
– сообщил своей аудитории Дробышевский, призвал этих двоих не путать и саркастически назвал «интеллектуалами» тех, кто их путает, подразумевая, что как первого, так и второго Соколова в этой вселенной обязаны знать все. При этом доцента-расчленителя, о чьем преступлении уже стало известно достоверно, Дробышевский неизменно величает Олегом Валерьевичем, а своих возмущенных читателей «мутными личностями, гадящими в комментариях».
«Во-вторых, информации по случившемуся немного, исходит она большей частью от ангажированных людей (здесь и далее выделено мной. – А.М.). Надо разобраться и понять. Этим сейчас занимаются специальные люди. Есть закон, есть суд, только он решает, что случилось, кто преступник, какая кара за совершённое полагается».
Какой бы ни была репутация у нынешнего «закона» и «суда», однако к этому времени о преступлении было объявлено не «ангажированными» людьми, а официально; адвокат доцента подтвердил его признательные показания и картина преступления в целом была ясна. Подробности о том, как убийца принимал гостей со спрятанным в квартире трупом и даже отлучался на следующий день из дома, чтобы дать интервью, поступали не из сфабрикованных органами, а из независимых источников и от непосредственных свидетелей. Дробышевский же занял позицию отрицания, принципиально «уперся» – услышав лишь недругов Соколова, он показал, что сам является ангажированным. Впрочем, в данном случае нам не интересно, что он думал о случившемся на самом деле, но любопытны его логика и оправдательные аргументы в отношении даже теоретически возможного преступления.
Среди прочего мы узнаём, что плох не «Олег Валерьевич», а его оппоненты. Видимо, сердца аудитории в случае чего должен был умягчить тот факт, что у преступления «Олега Валерьевича» наличествовали явные выгодоприобретатели. Наверное, нам следовало бы относиться к злодею гораздо мягче, видя, как его конкуренты пиарятся на этой трагедии. «Не надо продвигать свои идеи на чужом горе»! – едва не восклицает защитник Дробышевский. Бедный, бедный доцент-расчленитель, вы слышали? У него горе. (Девушку защитник не вспомнил и не посочувствовал ей ни разу).
Еще один аргумент, видимо, долженствующий вызвать наше понимание и сочувствие убийце – «случившееся ни в коей мере не делает творчество» его главного конкурента «более научным». Хочется спросить – а это здесь с какого бодуна? «Захарий, ты зачем залез в солярий?» Но не спорьте, исторические труды убийцы научны, а труды его оппонента – нет, и преступление доцента не сделает научными труды его оппонентов. Отличная мысль.
Между тем самый фееричный аргумент из всех придуманных Дробышевским, звучит так:
«…Даже если Олег Соколов виновен, это ни разу не говорит о его профессиональной деятельности. Я лично знал двух очень крутых антропологов, которые в юности воровали чемоданы по вагонам и потом сидели за это в тюрьме, но в ней одумались, закончили ВУЗ и стали, собственно, очень крутыми антропологами мирового уровня. При этом в общении они были максимально интеллигентными людьми, более интеллигентными, чем известные мне потомственные академики. Наука – это один вид деятельности, события в жизни – другой. Не надо путать одно с другим».
Бинго! Или, как сказал вежливый лось-маньяк из анекдота, «Добрый вечер!» Обратим внимание, какую иезуитскую подмену делает Дробышевский, желая внушить своей аудитории, что личность человека можно разделить на две независимые части – на преступника и на ученого с его «профессиональной деятельностью». Чтобы не было путаницы, давайте сразу согласимся, что в «строгих» науках личность не равна научному открытию. Открытый физиком закон действует независимо от воли своего открывателя, и уж тем более независимо от того, переводит ли открыватель бабушек через дорогу или сталкивает их под поезд. Но есть дисциплины, как и искусство, прямо зависимые от человеческого фактора, например, те же история и палеоантропология, где события и процессы нельзя кодифицировать, а можно только пытаться восстановить с разной степенью достоверности. Грубо говоря, в «физике» гений и злодейство в целом совместимы, ибо свойства мира объективны и не зависят от свойств личности. И в этом нет ничего плохого, кроме хорошего. И да, теоретически даже в исторических науках гений и злодейство также могут быть вполне совместимы. Мы можем заглянуть в книгу историка-маньяка и взять оттуда некую объективную, достоверно установленную информацию, основанную на документах.
Но классик сказал, что гений и злодейство несовместны именно в том смысле, что человек, теоретически способный взять из книги маньяка нужные ему сведения, в здравом уме не захочет следовать воле и всем специфическим отражениям личности, которые проявляются в маньяковских трудах. Любая книга – это беседа с автором, следование за его мыслью, и человек с нормальной психикой справедливо считает, что в подобных случаях деяние автора, расчленителя трупов, обнуляет его работы и отвращает от общения с его книгами хотя бы в гигиеническом плане. Однако в качестве основной установки и как очевидный факт, Дробышевский дает понять, что у «Олега Валерьевича» имеются настолько серьезные заслуги, что их не перечеркнет никакое преступление.
Совершенно очарователен пример защиты с двумя знакомыми антропологами, которые в юности воровали чемоданы и сидели в тюрьме. Предполагаю, что речь идет о беспризорной жизни на вокзалах в период послевоенных лишений, с перспективой голодной смерти – и, возможно, последующим перерождении человека, стыдящегося своего прошлого (выбора между воровством и голодом) и честно обретшего себя в обществе и науке. Но Дробышевский, приводя свой оправдательный пример, – что хочет нам сказать о доценте? Что маньяк, которого якобы обстоятельства толкнули на убийство, еще «исправится», раскается и станет весомой фигурой в науке и социуме? Нет, он давно совмещал свой научный статус с преступлениями, в нем это, в отличие от упомянутых антропологов, прекрасно совмещалось. Впрочем, лично для меня доцент здесь, как и выше, не главная фигура. Проблемы тут у Дробышевского, а не у доцента. Дробышевский, как и Соколов, видит в доценте не убийцу, а в первую очередь своего, научного собрата, посему и действует лишь по принципу «наших бьют». Пусть коллега и окажется преступником на все сто, но не отдадим никому столь крупную научную фигуру. «Мутные личности, гадящие в комментариях» – они по одну сторону, а мы, ученые, по другую.
В реальности же все разговоры о том, что, мол, личность отдельно, а научный результат отдельно – не стоят выеденного яйца. Если человек ворует в быту, то скорее всего он будет воровать и в науке – украдет при возможности чужой результат, использует плагиат при написании диссертации и проч. Как можно разделить личность любого историка (или палеоантрополога) и его поведение в науке, чистоту его методов? И если историк в обычной жизни подменяет свою личность костюмированной имитацией чужой личности, видит себя на месте исторического персонажа, требуя на полном серьезе обращаться к себе «сир»; если способен бросить утопающего по его вине товарища; пытать, а затем и убивать своих любовниц, то почему сама история, ее достоверное изучение и воссоздание – не могут быть подвергнуты им насилию, почему результаты и выводы не могут быть изуродованы человеком без моральных принципов? Почему насилие может быть методом владения и управления аспиранткой, а методом получения научного результата – не может? Если у тебя отсутствуют эти самые неведомые тебе моральные принципы, и ты в жизни способен решать свои проблемы убийством, то и научные проблемы легче разрешать насилием над фактами и убийством истинного результата.»
Конкретно по антропологии и теме происхождения приведём фрагмент этой статьи А. Милюкова:
«Сегодняшняя ситуация в палеоантропологии носит парадоксальный, если не сказать комичный, характер. Конец прошлого и начало этого века принесли, казалось бы, такое количество находок, что и не снилось палеоантропологам за последние четверть века. По крайней мере, об этом можно судить даже по периодическим обострениям у журналистской братии – мажорным новостям, доходящим до высшего градуса накала: «Найден новый предок человека!», «Найдено еще одно недостающее звено между обезьянами и человеком!», «Найден предок, стоявший у истоков эволюции человека!». Иных журналистов иногда совсем переклинивает, и они в соревновательно-гонорарном порыве выдают уже нечто совсем убойное типа «Найден новый предок человека! Теория Дарвина окончательно опровергнута!»
Потерпев сокрушительное поражение в деле, завещанном еще стариком Дарвином, а именно – в поиске «недостающего звена» между обезьяноподобным предком и современным человеком, эволюционизм, что называется, крепко призадумался. Как можно выйти из положения, если, скажем, громко объявленное «недостающее звено» в течение 150 лет так миру и не предъявлено? Правильно. Нужно изменить сам смысл понятия «недостающее звено», наполнить его новым содержанием. Максимально «размыть» определение до невозможности узнать определяемое. А лучше всего перенести его поиски в «другое место», то есть, в другую точку филогенетического ряда.
Так и поступили. На пороге ХХI века философия эвогенеза совершила очередную ловкую подмену. Суть ее вот в чем. Согласно старой эволюционной легенде, примерно 5–6 миллионов лет назад некое обезьяноподобное существо дало начало двум независимым эволюционным линиям, одна из которых привела в итоге к современному шимпанзе (Pan troglodytes), другая – к современному человеку (Homo sapiens). В эволюционной антропологии это фантастическое существо принято именовать неизвестным общим предком человека и шимпанзе.
Подмена же, о которой идет речь, состояла в том, что теперь эволюционисты стали называть «переходными формами» и «недостающими звеньями» не прежних гипотетических «обезьянолюдей», якобы стоявших между обезьянами и первыми настоящими людьми, а именно останки всех плио-плейстоценовых обезьян, якобы занимавших промежуточное положение между упомянутым выше гипотетическим общим предком и австралопитеками, которые хоть и условно, но продолжали считаться человеческими предками.
<…>
С изобретением такого подхода в эту точку ушла вся новая интеллектуальная энергия эволюционизма. Именно эти новые, до-австралопитековые находки и служили теперь спасительными «переходными формами» и «связующими звеньями». Теперь стрелки были переведены так, что будто уже не люди, а австралопитеки нуждались в предшественниках-предках и всяческих уточнениях-выяснениях тонкостей их происхождения. Вопрос: «А были ли в действительности нашими предками сами австралопитеки?» – теперь не ставился вообще, так как в этой схеме они ими считались по умолчанию. Ведь от кого-то мы должны были происходить! Именно под изучением австралопитековых предков и подразумевалось обогащение и уточнение общей картины человеческой эволюции!»
Так же интересен разбор А. Милюковым очередного «достающего звена» – Дманисских черепов.
Палеонтология и нейробиология Дробышевского
А теперь вернёмся к «внутриэволюционной» критике С. Дробышевского. Вот, что пишет настоящий палеонтолог, профессор МГУ Андрей Журавлёв о книге Дробышевского «Палеонтология антрополога»:
«А вот в опусе антрополога Дробышевского, изданном под жёлтой обложкой (угадала же редакция!) от фактических ошибок, извращённых фактов и какой-то немыслимой безграмотности во всех научных областях глаз отдохнуть не успевает: законы физики и химии в ней не действуют, циклы элементов не существуют, континенты движутся со скоростью гоночных болидов… Но, поминутно спотыкаясь на выражениях «надвигающийся супостат», «перекладинка неочевидного назначения», «коварно загнут вниз» и прочих «наибольших великолепиях», я был вынужден продраться через это текстовое месиво. Увы, студенты интересовались, нельзя ли за неимением современных учебников по палеонтологии использовать книгу Дробышевского? Использовать можно, но в качестве учебника категорически нельзя! Нельзя даже в качестве научно-популярного издания, поскольку всё здесь переврано до крайности и даже гораздо дальше. Изуродована не только палеонтология. Любая наука, не говоря уж о многострадальном русском языке, который заставляет вспоминать фельетонных персонажей Ильи Ильфа и Евгения Петрова…»
Прочитать рецензию известного палеонтолога полностью можно здесь: Что не так в новой книге «Палеонтология антрополога»
Даже известный профессор-эволюционист, специализирующийся на исследовании работы мозга, С. Савельев в своей книге «Возникновение мозга человека» (тоже, разумеется, эволюционистской, но хотя бы более объективной в научном освещении вопросов работы мозга) пишет:
«продолжают процветать наукообразные, но бессмысленные приёмы сравнения расстояний между областями и извилинами головного мозга (Кочеткова, 1973; Дробышевский, 2007).»
«Поэтому современные исследователи столь же бесплодно прикладывают циркуль к эндокастам, как и полтора века назад. К сожалению, эти подходы не оправдали надежд исследователей на получение объективной информации об эволюционных закономерностях изменения формы мозга. Попытки увеличить число измеряемых параметров (до 71) не только не дали никакого результата, но и приводили к вынужденной фальсификации собственных материалов исследований (Кочеткова, 1973; Дробышевский, 2007). Доказывая, что «увеличение коры показывает явную неравномерность по областям, что сопровождалось появлением очагов интенсивного роста», В. И. Кочеткова вынуждена практически отрицать индивидуальную изменчивость мозга даже у палеоантропов. Для всех больших рас хорошо известно, что в норме масса головного мозга может различаться более чем в 2 раза (Савельев, 1996, 2005а), поэтому рассуждения о «выпячивании» речевых или ассоциативных областей в отдельных эндокастах весьма условны»
«Следует особо подчеркнуть, что никаких особых «выпячиваний» в речевой области Брока у владеющих речью микроцефалов не обнаруживали. Это ставит под сомнение как доказательную базу, так и научный смысл чрезмерно детальной краниометрии (Дробышевский, 2007; Guy et al., 2005).»
«Таким образом, к забавной «рефрижераторной» гипотезе эволюции мозга человека Д. Фалька привели элементарные анатомические и физические ошибки. Идеи возникновения бипедальности в результате борьбы австралопитеков с перегреванием ягодиц являются таким же следствием умозрения, как и освобождение рук для «трудовой деятельности». По нелепости с гипотезой Д. Фалька может сравниться только идея С. В. Дробышевского. С его точки зрения, человек стал передвигаться на задних конечностях для того, чтобы тяжёлый мозг не так сильно тянул к земле, не вызывал «изменение распределения массы и смещения центра тяжести» (Дробышевский, 2007). Автор предполагает, что тоненькая шея гоминоидов не позволяла удерживать большой мозг, поэтому ранние австралопитеки заранее распрямились и стали ходить на двух ногах. Подобные построения похожи на плохой анекдот. С одной стороны, медведи, львы и другие крупные четвероногие млекопитающие не страдают от массы крупной головы и совершенно не стремятся передвигаться, как австралопитеки. С другой стороны, динозавры и современные птицы обладают небольшим мозгом и развитой бипедальностью. Преодолеть трудности умозрительных гипотез можно при исследовании особенностей строения мозга и нейро-биологических характеристик гоминид» (С.В. Савельев “Возникновение мозга человека»: в 2 томах).
Собственно, в этом видео Савельев поясняет, что, в частности, за обоснованную критику Дробышевского его (Савельева) так сильно невзлюбило альтернативное крыло эволюционистов – сайт «антропогенез»:
«Он написал книжку про мозг, никогда в жизни не занимаясь этой проблемой. Если вы посмотрите его диссертацию, то увидите, что он занимался антропометрией, то есть измерением тел студентов линейкой. Тут никто не спорит: соматология – серьёзная наука, и он наверняка в ней преуспел. Но он занялся мозгом и написал монографию».